Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email&#160;protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Он был лишним.

Единственным человеком, способным вернуть его в нормальное состоянии души, была Алла Петровна и её театр.

Он был влюблён. В неё — безнадёжно, в театр — искренне.

Сцена приносила ему несказанную радость: здесь из корявого, прыщавого юнца он превращался в сказочного принца или в доблестного рыцаря, смелого разведчика или романтического влюблённого, здесь на него глядели восторженные глаза из зрительного зала и он забывал на время о чёрной дыре, оставшейся в его памяти и сердце.

Безответная влюблённость в зрелую женщину делала его вполне раскованным по отношению к сверстницам, и он отчаянно волочился за каждой школьной юбкой, не уступая в этом спорте лучшему дружку. Юбки вели себя по-разному, но в основном, отдавали предпочтение ребятам постарше, оставляя своим сверстникам возможность дружить и ухаживать за ними на разных вечеринках.

Девятикласники отчаянно стремились не уступать ни в чём десятому классу и бессовестно врали друг другу о своих достижениях в сексе. При одной мысли о том, что кто-то говорит правду, Филиппа подмывало двинуть говорящего в челюсть — от зависти.

Филипп и Сашка приняли решение — пора взрослеть.

Первую попытку они предприняли, отправившись проведать одну из своих одноклассниц. Она встречалась со взрослым мужиком лет двадцати восьми от роду, и ни один нормальный человек не мог предположить, что у неё и её кавалера — платонические отношения. Школьница была заряжена сексом, как атомная бомба. Пухлые губки, грудки, попка, огромные, на первый взгляд наивные глаза. Школьная форма, укороченная до последней черты, вызывала восторженное удивление мужской части горожан и единодушное осуждение со стороны женской. Но девушка была натурой романтической, она плевала на общественное мнение, писала песни и лихо шпарила их на рояле.

Прихватив пару бутылок портвейна «Таврического» Сашка и Филипп, наперегонки с фантазиями, нанесли однокласснице неожиданный визит. Барышня была несказанно обрадована их появлению — ей надоела затянувшаяся простуда и домашняя скука. Она встретила гостей в лёгком халатике и порхала в нём по комнате, выставляя на обозрение пикантные места, а на стол — мамины закуски.

Портвейн выпили быстро, и Филька сбегал ещё за двумя бутылками, постаравшись сделать это мгновенно — он подозревал, что Сашка попытается воспользоваться его отсутствием. Обернувшись в пять минут, он, что правда, застал идиллическую картинку поющей под рояль хозяйки дома, которая хоть и изрядно окосела, но никаких поводов добиваться её расположения не давала никому из претендентов.

В целях конспирации хозяйка предложила курить на лестничной площадке, и все дружно отправились за двери квартиры: Сашка и Филипп в домашних тапочках, а барышня — в своём мини-халатике.

И тут двери захлопнулись.

Сашка стал немедленно цитировать Ильфа и Петрова, девушка нервно смеялась, а Филипп пытался открыть замок перочинным ножиком.

Ситуация усугублялась тем, что на столе остались две пустых бутылки портвейна и две ещё не початых — это могло несколько шокировать вернувшихся с работы родителей.

В поисках дворника Филипп и Сашка вышли во двор и взглянули на радушно распахнутое кухонное окно запертой квартиры.

Окно находилось на четвёртом этаже старого дома, на высоте около двадцати метров.

— Хоть пожарников вызывай, — почесал в затылке Сашка.

— Ага, — согласился Филипп, — за две бутылки «Таврического»!

Он произнёс эту фразу и тут с удивлением понял, что уже однажды произносил её. Более того, он совершенно отчётливо осознал, что уже был в нынешней ситуации и совершенно точно знает, что сейчас в окне парадного мелькнёт перепуганное лицо одноклассницы, а Сашка засунет в рот два пальца и свистнет, что есть силы.

Сашкин свист переполошил всю голубиную стаю.

Филипп взглянул на стоптанные домашние тапочки на ногах и вышел из них. Ни слова не говоря и не оглядываясь на Сашку, он подошёл к водосточной трубе и вцепился в ближайший штырь, вбитый в старую кирпичную кладку.

— Только не лихачь, — услышал он голос за спиной и подумал о том, что у Сашки от страха прорезался бас.

Лезть по трубе было проще, чем по канату в спортивном зале, тем более, что через каждый метр из стены выступал кирпичный уступ, на который можно было поставить ногу и передохнуть. Уже в районе третьего этажа Филипп коротко глянул вниз и пузырьки страха забурлили в его кровеносной системе.

— Смотри только вперёд, — услышал он совершенно не Сашкин голос за спиной, и чуть было не разжал руки от неожиданности.

Он выдержал паузу и осмотрелся: никого поблизости. Над головой покачивалась распахнутая оконная рама вожделенной квартиры, и Филипп поспешил к заветной цели, оставив все сомнения и подозрения на более поздний час. И тут выяснилась одна неприятная подробность — он оказался на уступе, который был почти вровень с окном, и теперь рама мешала ему дотянуться до подоконника. Для того, чтобы совершить перегруппировку, ему необходимо было на мгновение отпустить трубу и схватиться за раму. О том, что это рискованно Филипп даже не подумал — он проделал этот трюк и увидел, как из рассохшейся деревяшки с треском вылезают ржавые шурупы, а сама рама готовится отделиться от оконного пролёта. Резко выбросив левую руку к подоконнику, Филипп ухватился за крашеную жестянку и уменьшил давление на раму — шурупы нехотя задержались в родных гнёздах. Втянув голову в плечи, Филя переместил тело под рамой и уцепился за металлическую часть подоконника и второй рукой. Жестянка затрещала, но не сорвалась со штырей. Сжавшись в пружину, Филипп оттолкнулся ногой от кончика спасительного уступа и ужом вполз в окно.

Честь хозяйки дома была спасена во всех смыслах. Общими усилиями в квартире быстро навели порядок, и к приходу родителей была воссоздана идиллическая картина посещения заболевшей одноклассницы примерными товарищами-комсомольцами. Заботливая мама угостила их вкусными пирожками, а демократичный папа накапал в чай ликёра «Старый Таллин». Сашка веселил родственников барышни анекдотами и искромётными остротами, а Филипп сидел весь вечер, как пришибленный, — он никак не мог понять, что за голос услышал он, сидя верхом на водосточной трубе, и когда это всё уже с ним было в прошлый раз.

Уже по дороге домой приятели решили, что дальнейшие попытки совращения одноклассницы в настоящее время будут выглядеть просто свинством, и отложили этот процесс на неопределённое время.

Фантазии вновь заменили реальность.

В реальности же были дни, заполненные опостылевшей учёбой, и тесные танцульки в Сашкиной квартире — по выходным; поездки всем классом на пикники в Пущу-Водицу, спектакли в любительском театре, поцелуйчики и поцелуи одноклассниц и юных актрисулек, и надвигающаяся неизбежность окончания школы. Планы, надежды, варианты выбора жизненного пути — всё это волновало не меньше любовных приключений и преферанса, хотя лично для Филиппа вопрос был решён окончательно — он поступал в театральный. Его решение не вызывало энтузиазма у отца и других членов семьи — по слухам, в театральный институт без «блата» не поступали, но Филиппу это даже нравилось. Это было уже его право — решать как жить дальше, и он предвкушал торжество, с каким сообщит всем друзьям и родственникам о своей победе, в которой он не сомневался ни на одну секунду.

Его несколько удивляла позиция Аллы Петровны. Чем ближе становился день выпускного вечера, тем осторожнее становились её прогнозы. Когда Филипп не выдержал и спросил её напрямик о своих перспективах, то Алла Петровна грустно усмехнулась, красиво закурила сигаретку с длинным фильтром и встала у окна, словно в кадре художественного фильма.

— Понимаешь, Филипп, — она выдержала короткую, но очень важную паузу, — театр — это очень сложный организм. В нём сосредоточено всё самое прекрасное и самое ужасное, любовь и ненависть, поэзия и цинизм. И главное — театр, это место удивительных случайностей. Бессмысленно искать справедливость и закономерность происходящего в закулисье, и никто не может гарантировать тебе удачу. Как в жизни. Только больнее.

— Но я хочу поступать в театральный институт! — взвился Филипп. — Вы сами говорили, что у меня есть способности!

— Поступай, — сухо отрезала Алла Петровна, — поступки — это удел мужчин и актёров!

Она подошла к Филиппу и своими красивыми пальцами взяла его за обе щеки:

— Ты почему с Танюшкой больше не встречаешься?

Филипп просто задохнулся от её прикосновения, но сумел выдавить из себя:

— Мы дружим.

Он сказал чистую правду, некоторое время поволочившись за всеми партнёршами по детскому театру, он переключился на чисто дружеские отношения, ибо девчонки не проявляли готовности взрослеть в его темпе.